10 ноября в Литературном институте им. Горького состоялось очередное заседание Клуба молодых прозаиков, посвященное 190-летию со дня рождения Ф. М. Достоевского.
На Клуб прозаиков приходят студенты и выпускники Литературного института, а так же все, кто интересуется развитием современной литературы и творчеством молодых авторов.
Литературу наших дней формируют не только различные направления, искания современных мыслителей и писателей, но и мощный пласт прошлого, произведения классиков. Их художественное слово продолжает звучать и сейчас. Именно поэтому прозаики Литинститута часто обращаются к творческому опыту писателей прошлых эпох.
Главным событием ноябрьского заседания – стала встреча с молодым писателем и литературоведом, к.ф.н., и финалистом Независимой литературной премии «Дебют» – Фёдором Ермошиным.
Он рассказал о финансовом факторе в творчестве Достоевского, о ключевых особенностях стиля, связанных со скорописью. «В каком-то смысле это можно сравнить с автоматическим письмом, который проповедовали сюрреалисты». Из современных продолжателей литературной традиции Достоевского – Фёдор упомянул Олега Павлова, его книгу «Записки больничного охранника», которую можно назвать новым «Мертвым домом».
Участники вечера задавали Фёдору вопросы, делились и собственными наблюдениями. Анастасия Чернова поблагодарила Фёдора за интересное, концептуальное выступление и представила Дарью Манохину, которая исполнила под гитару свои новые песни. Песни Дарьи отличаются удивительным разнообразием тематики, а исполнение – интонационным богатством. Музыка для литераторов – неотделима от творчества. Поэтому иногда литературные обсуждения – переходят в музыкальные…
Немного мыслей, о чём говорили: Рассказывает Фёдор Ермошин.
– И в чём же стимул Достоевского?
Часто говорят о финансовом факторе творчества как второстепенном. Но для Достоевского это был, в каком-то смысле, стимул вдохновения. Он мог писать только в стесненных условиях. От успеха проекта напрямую зависит благосостояние семьи художника. Это совершенно особый тип восприятия того, что ты пишешь. Но это не всё. Автор выхватывает знакомые образы, использует известную ему топографию и предметы интерьера, делится недугами своими, страхами – с героями, в этом плане Достоевский – уникально откровенен. И причина – именно в скоростном писании. В каком-то смысле это можно сравнить с автоматическим письмом, который проповедовали сюрреалисты.
– Как работал Достоевский?
Часто вещь ещё не завершена целиком, а первые главы уже печатаются в журнале. Вторая часть на подходе, третья – еще только в замысле. Достоевский жил и работал в долг. Есть идея – идет к редактору, договаривается, а потом пишет. В связи со скоростным способом письма часто получалось так: что спето, то спето. Вылепил он первоначальный образ Ставрогина – нужно сдавать. Потом образ претерпевает изменения, усложняется, углубляется, иногда противоречит сам себе. Но автор уже в плену у персонажа.
И у всех на первоначальных этапах были свои прототипы. Но переплавка образов происходила сложнее, чем это обычно принято думать.
Хемингуэй в рассказе «Писательство» говорил, что никогда нельзя писать о том, что пережил на собственном опыте. Но на самом-то деле, даже если автор пишет о том что происходило не с ним, или с ним вообще не происходило – он проецирует на жизнь героя события своей реальной жизни, свои впечатления, иногда причудливо их преобразуя, иногда сообщая о них скрыто, намеком. Реальность предстает преображенной. Но хранит в себе этот импульс, и в этом сила убедительности.
– Внутренняя лаборатория замысла.
У Достоевского был свой принцип диагностики, какой замысел идеиспособен, а какой – следует отбраковать. Он говорил, что у хорошего писателя должно быть два таланта, два компонента, которые взаимодействуют друг с другом. Сначала идею, по мнению Достоевского, порождает поэт, поэтическая идея. А затем в дело вступает художник. Поэт и художник – странное такое различие.
– Композиционные особенности романов.
Кроме того, из романа в роман сам Достоевский использовал такие блоки строительные, штампы. Но эти штампы тоже очень интересны, именно они вскрывают индивидуальность писателя.
Замыслы Достоевского как будто слоятся, один вбирает в себя другой, все сплющивается.
Так, например, «Преступление и наказание». Сюжет Раскольникова не предполагает сюжет семьи Мармеладовых. Это отголосок другого замысла («Пьяненькие»). Почему бы не сделать историю только про Раскольникова кающегося, он ходит по Сенной, самбулические монологи какие-нибудь… Так сделал бы модернист. А в романе есть еще линия Свидригайлова. Совершенно отдельная и жесткая линия. И линия Дуни. Все линии не обусловлены друг другом, т.е. одно из другого не вытекает.
В одном романе – сразу несколько. При этом Достоевский жестко отбирал.
– Возможен ли был во времена Достоевского Литературный институт?
– Тогда ведь тоже возникали институты, заповедники литературы. И такими заповедниками литературы, Литературными институтами, были журналы. Талантливых авторов открывали, переманивали к себе, и обучали на месте. Дорогого стоит, когда человек написал свою дебютную вещь (случай Достоевского с «Бедными людьми»). И тут же Белинский отозвался, ночью прибежали перечитывать – «новый Гоголь появился».
– Существует ли современная литература?
– А почему нет? Существует, конечно. Если говорить о влиянии Достоевского, то многие писатели его испытывают. Например, Олег Павлов. Книга «Записки больничного охранника» – на мой взгляд, это просто новый «Мёртвый дом».
– «Дневник» Достоевского и… ЖЖ.
Есть интересное исследование: «Дневники Достоевского как прообраз сетевой публицистики». Сравнение это не так абсурдно как кажется, Достоевский использует те же приемы, ту же субъективность, спонтанные высказывание на злобу дня, намеренно не причесанную форму. Субъективные, эмоциональные, как бы ни к чему не обязывающие высказывания. Кстати сказать, у Достоевского было семь тысяч подписчиков.
|