На главную
Авторов: 148
Произведений: 1741
Постов блогов: 218
Email
Пароль
Регистрация
Забыт пароль
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Сонет/ Венок сонетов 22.01.2023 15:04:51


Игорю-Северянину
и его неподражаемым «Медальонам».

Забрезжит свет – на небо одиноко
вползает солнца жёлтый одуван,
в булонском бродят толпы парижан,
пытает одинокого длиннотой

звенящий летний день. Сверчки
призывно трут о крылья щётки-лапки,
сбирает ветер шорохи в охапку,
в степи трескучей сердит сорняки.

Но будет осень, расстегнутся хляби,
зальёт Господь и поле, и большак.
Пальтишко старое, напялив кое-как,

неловко растопырив руки-грабли,
рыжеволосый побредёт чудак
по ниве, как Христос по водной глади.

I
Забрезжит свет – на небе одиноко:
ни облачка, ни божьего знаменья,
собрав нехитрые пожитки, в воскресенье
шагал Шагал в Санкт-Петербург далёкий.

В кармане двадцать семь рублей,
а в кучерявой голове цветёт до срока
на миллион сирень… И нет пророка
в Отчизне горестной твоей.

Но путь счастливее, уверенней, ровней,
чем многими мечталось всуе.
В художественную мастерскую

тобой кто только не был в гости зван!
И на Плафон Гарнье в Париже
вползает солнца жёлтый одуван.

II
Вползает солнца жёлтый одуван
на острый позвоночник Гималаев,
задев его своим шафранным краем,
пылающий роняет сарафан.

Там, кистью отворяя в небо двери,
тот сарафан увидит на лету,
схватив в моменте цвет и простоту,
величественный бородатый Рерих.

Апологет подоблачных высот,
«Последний ангел», ждущий на вершине,
далёкой Индии принадлежит отныне

твой прах. А нас несёт по миру
мещанской стаей праздных горожан –
в Булонском бродят толпы парижан.

III
в Булонском бродят толпы парижан:
Анри Мари Раймон Тулуз-Лотрек…
Нет, не компания, искромётный человек –
пьянчуга, карлик, граф и хулиган:

абсент, коньяк, Монмартр, клоунесса,
пирушки, кабаре, театр, бомонд,
афиши, «Мулен Руж», бокалов звон;
подруга – проститутка, мать – принцесса…

Но ест недуг – бессменный бич богем,
лишь мама – самый верный человек.
Свой яркий, но такой короткий век,

он на руках её, в шальные тридцать семь
почил. Последний день, окутанный заботой,
пытает одинокого длиннотой.

IV
Пытает одинокого длиннотой
унылый день, но этих двух – отнюдь:
учились в школе оба как-нибудь,
считая самой важною работой

палитру красок, холст, натуру, свет.
Их часто путают, одну меняя букву,
но их сравнить, что путать хлеб и брюкву
(у одного кувшинок точно нет).

Их современники с трудом выносят муку
смотреть на даму, что в лесу, в траве,
сняла и неглиже. То – Эдуард Мане.

Другой же слеп почти и кисть не держат руки,
он – Клод Моне, рождает мастерски
звенящий летний день. Сверчки…

V
Звенящий летний день. Сверчки…
Истома… Вон там, под палевым зонтом,
в прозрачном свете, нежно-золотом,
девица тонкая. И словно островки

прибитой пыли на шипящей глади
играет тень. Ты даже слышишь запах
и видишь, что она, поправив капор,
встаёт, на зрителя не глядя…

А вот ещё – дохнёт лесная чаща
прогорклым мхом. Тут мишек
на первый план выводит Шишкин.

А в спелой ржи, горячей и звучащей –
ансамбль: женихи в любовной лихорадке
призывно трут о крылья щётки-лапки.

VI
Призывно трут о крылья щётки-лапки
цикады на другом краю Земли,
туда летят зимою журавли,
где голые тела туземок гладки.

Туда, где редок белый человек,
где даже Иисус распятый – жёлтый,
где манговые груди, словно торты,
лишь пригуби – и не забудешь ввек.

Полинезийский рай и ад проказы
командуют и сердцем и рукой,
и силы забирают, и покой,

и страхи ночи южной, черноглазой
шипят змеёй, с тобой играя в прятки.
Сбирает ветер шорохи в охапку…

VII
Сбирает ветер шорохи в охапку
в молочном мареве над утренним Днепром.
В блаженстве на картине разлитом
сокрыта мироздания загадка.

В ней утонуть и радостно, и сладко!
А светотени этого творца
не устаешь дивиться без конца,
как будто теплится незримая лампадка

в снегах, реке, среди стволов берёз…
И бледное холодное светило
о Боге вездесущем возвестило,

когда недвижимый, мерцающий Христос
невидимым велением руки
в степи трескучей сердит сорняки.

VIII
В степи трескучей сердит сорняки
холодный ветер юга – трамонтана.
Под тихое шушуканье фонтана
законам логики и смыслу вопреки

творит, бог знает что, пиит!
Да-да, пиит и виртуоз от бога:
скрестив кузнечика, слона, единорога,
пчелу, жену и циферблат. Не спит.

И разуму унылому враждебен
«Жираф в огне» и ящички в ноге,
и голенькая, что твоя торпеда,

с глазами согнутыми «Атомная Леда»…
Ах, сколько силы в этой жаркой бабе!
Но будет осень, расстегнутся хляби

IX
Но будет осень, расстегнутся хляби,
запричитает медь монастырей.
Выходит «Синий всадник» из дверей:
бесстрашен, энергичен, разухабист.

Гремит подковой в каждой галерее.
Провозглашает новый манифест.
И академики, решив в один присест,
клеймят Кандинского, Явленского и Клее.

Всё новое всегда даётся туго
для косных главарей-профессоров –
им сложно отказаться от основ…

Но «Ад и пламя» вызовут столбнях!
С дерюги сей шедевр возвещает:
зальёт Господь и поле, и большак.

Х
Зальёт Господь и поле, и большак,
грачи собьются тёмно-грязной кучей,
отправятся на юг за долей лучшей
и будут там гракать на бедолаг.

Но им вернуться надо непременно
весною раннею на русские поля,
там где под шубой стылая земля
черна, жирна и необыкновенна.

На ней, на русской, человек Саврасов
на холст кладет в своём порядке краску,
и с полотна (то чудо или сказка?)

мы слышим звук весны и чуем мрак…
Тут Алексей Кондратьевич обмяк,
пальтишко старое, напялив кое-как

XI
пальтишко старое, напялив кое-как
отправится в недальнюю дорогу
и постыдив себя, я думаю, немного,
зайдёт в кишащий драмами кабак…

О, сколько бед, влюбленностей и мук
в наследии художников великих!
О, сколько маялся от женщин, горемыка –
норвежский искуситель Эдвард Мунк!

В любовных штормах гнулся как тростник,
в упор шизофрении видел лик,
его истошный полотняный «Крик»

пути эмблема… Но с годами слабли
шторма, и в фермерской ограде,
неловко растопырив руки-грабли

XII
неловко растопырив руки-грабли
стояло пугало, что сам он водрузил.
И на морковку не жалея сил
полол и крыл сарай, чтоб кролики не зябли…

Игривых кроликов раскраска весела,
но среди всех – людей или животных –
коварный, огненный и приворотный
Вечеллио оттенок – тициан.

Он, Тициан – столп эры. Ренессанс.
Художники дерзают вровень с Богом
вести вселенную к кудрявому барокко,
играя с церковью в буру и преферанс.

Любовь земная, плоть на небесах,
пропорций и телесных линий роскошь,
в шелках ванильных бёдер паруса.

Но лопнул шар времен, иссяк.
К далёким новым вехам
рыжеволосый побредёт чудак,

ХIII
рыжеволосый побредёт чудак
сквозь треск небес, стенание Раскола,
сквозь плач людской, скручённый в общий голос,
где каждый двоеперствующий – чужак!

Его не знаем мы, но ясная икона
золото-белой византийской вязи,
проложит тропку робкой, тонкой связи
от Никона до нового канона.

И смрад костров от человечьей плоти,
и дым, что выбьет слёзы у небес,
и у Отца, что скажет: «Вопиете?

Падите ниц, и зрите, наконец,
что я безмерно щедр, когда
по ниве, как Христос по водной глади

XIV
по ниве, как Христос по водной глади,
с Писанием в натруженной руке
в шахтерский дом, что виден вдалеке
бредет под ливнем (будь же он неладен)

священник молодой». Худой и рыжий,
слегка небрит, взлохмачен, лопоух.
Вдруг разоравшийся из-за плетня петух,
подталкивает криком в жижу

и так неряшливого чудака.
Был долог путь, но как же коротка
слепой Фемиды, подтолкнувшей локоть,

рука. И бурое пятно кровоподтека
к рассвету станет завершеньем срока.
Забрезжит свет – на небе одиноко…

Валерия Хаддадин
июнь 2019 – февраль 2020
Авторы 2   Посетители 642
06.03.2023 00:45:52
Решила добавить Северянину медальонов про художников? У него только поэты и композиторы.
Ну что ж, получилось.
Особенно понравилось про Дали.
Жаль, Босха не помянула. И не только. Наверное, в венок не поместились.
1
14.03.2023 11:57:20
Спасибо!!
Конечно, не поместились))
Они неисчерпаемы :)))
© 2011 lit-room.ru литрум.рф
Все права защищены
Идея и стиль: Группа 4етыре
Дизайн и программирование: Zetex
Общее руководство: Васенька робот