Кто ты? Ты, чьё тело я выловила средь гладких и блестящих, как кожа кита, волн? Кто ты, чьи волосы косыми мокрыми полосами прочертили лицо; чьё тело обмазано звонкими одеждами; чьи глаза больше не видят ни молочного неба, ни угольной воды, из которой я достала тебя, ― кто ты?

Я боялась найти тебя. Мы плыли с друзьями сквозь чёрные волны, и они перекатывались нам навстречу. Друзья не были друзьями: я знала этих людей, и ближе их никого не ведала, но когда я закрываю глаза, я одна, и каждый, кто сидит рядом, растворяется, становясь вечностью и углём, её чертящим. Сейчас я не помню ни одного лица, лишь только слышу голоса, окликающие меня странным именем ― я не знаю этого имени, но знаю, что зовут меня. Потому что зовут по сердцу, а не по имени. Но я не могу ответить: я смотрю на твоё лицо.

Я двигаю полосы твоих волос. По ним еще стекает вода, и оттого кажется, будто они живые ― извиваются, уходят от моих рук чуть в сторону по твоему холодному, мягкому лицу. И лицо твоё живое и неживое в одно время. Чем жила ты?

Мы плыли с друзьями, все вместе, сквозь чёрную воду, чуть задыхаясь в накатывающей волне и снова задевая собою живительный кислород. Казалось, что мир затаился, что он остался где-то за кадром, а тут, на задворках его, самый настоящий край ― непроглядный, как небытие, блестящий, как кожа мирового кита, и холодный, как твоё лицо.

Я не знаю тебя, но я много жила среди людей и с людьми. Они и теперь со мной: никогда, никогда, мне кажется, не останусь я без людей, но никогда не буду по-настоящему с ними. Сердце моё бьётся в такт шагам всего мира: каждый идущий в этот миг идёт по моим венам и артериям, течёт в моей крови и не имеет своего имени, как не имею его на самом деле я. Мы одно, как нефть и золото, навеки связанные друг с другом рукой человека. Я чувствую непрерывную связь со всем, что происходит в мире: едет ли машина, разрезает ли облака самолёт, или просто кто-то идёт, приминая собой траву, ― я ― всё: я ― машина, самолёт и человек, и я трава под ногами человека, и облако, что обнимает самолёт. Но я боялась найти тебя. Когда я плыла, я уже знала, что задену своей рукой твою ― неживую, нетеплую, неродную. Задену и не смогу плыть дальше: мне нужно будет вытащить тебя. В голове мелькнет шальная мысль: а вдруг тебя еще можно спасти? И другая мысль, такая же шальная и одновременная: а вдруг я стану тобой?

Я боюсь тебя, но не могу не достать из воды твоё тело. Я боюсь тебя, но не могу не смотреть, и время останавливается и идёт сразу по всем направлениям, когда я гляжу в твои глаза. Они открыты, как небо, и закрыты, как земля, и я стою посередине, отражаясь в них и невидимая ими. Сырой страх, еще недавно упавший на дно этих глаз, уже почти растворился: остатки его плещутся теперь в чёрных водах за моей спиной, и там же ― небо и я. Но еще немного страха здесь, и мне кажется, что он мой, хотя и замер навечно в твоих глазах. Я поймала твою руку, и теперь связана с тобой неразрывностью нити: в наших глазах один и тот же страх, и я знаю, что я ― это уже почти ты.

Но я сопротивляюсь. Я убираю волосы с твоего лица и гляжу в него: мягкое, белое, как простыня, на которой я спала в детстве, оно повторяет контуры моего лица: тот же овал, тот же нос, по которому узнают меня на всех фотографиях, если не видно лица. Такой же нос у моей мамы, и такой же был у моей бабушки, и у ее мамы, и у ее бабушки, и тысячи веков назад ― одна и та же форма носа: как вышло, что ты тоже ее унаследовала? Мои глаза цвета мокрого камня на берегу, я вижу, как каменеют твои, и последняя прядь волос, что я откидываю с твоего лица, делает зеркало предельно ясным.

Я уже не боюсь. И хотя я никогда не видела тебя раньше, я знаю, что ты всегда жила в моих глазах, как теперь лежишь в них без жизни на краю угольной реки. Люди покинули тебя, как кровь, схлынувшая с твоего лица, и в такт твоему сердцу никто не идет, ибо оно уже не имеет такта. А меня еще пока зовут: я слышу их голоса, я еще чувствую свои непрерывные нити, протянувшиеся из самой сердцевины меня ко всему, что есть в мире. И в этом наша с тобой разница: твоя нить лишь одна, и она тянется сейчас ко мне, как рука, задевшая меня в воде. Она задевает меня, хотя в ней нет жизни, и в тот миг, когда я вытаскиваю твоё тело, моё умирает, становясь тобой.

Кто ты? Мне было важно это, пока я боялась посмотреть в твои глаза. Страх, который жил во мне, рассеялся в этих чёрных водах, и я больше не смогу собрать его ― так мелко раздробили его гладкие волны, сделав его частью себя. Я, не оглядываясь, иду через реку, и она обступает меня, блестящая, холодная, ― она течет в моих жилах, она ― мой страх и моя жизнь, и дойдя до середины, где река затекает мне в рот, я начинаю плыть, потому что еще не умею ходить по чёрной воде. Река держит меня, и больше ничьи руки не тянутся ко мне из ее глубин: я уже видела всё, я была своим страхом и была рукой, которая тянулась ко мне.

И тогда я слышу их голоса громче. Они зовут меня, и я узнаю своё имя, я хочу ответить им, и голос мой ― нить, исходящая из моего сердца, голос мой, еще не прозвучавший вслух, связывает меня с моими друзьями, и мне осталось только откашлять из лёгких воду цвета угольной вечности, чтобы заполнить их воздухом и зазвенеть.