Как-то глупо выходит: я тут стою, я жду,
Понимаешь, красивый, бронзовый, словно памятник.
На башке –цилиндр: написано на роду -
Вынимать из него кролей, раскачивать маятник,
Визуально – обманывать, внутренне – не жалеть.
Я стою за фургоном с тиграми, как мы условились.
Ты же помнишь? От нервов кровь ползет, как желе,
От мысли, как я сражу тебя четким профилем
На фоне разодранной в клочья тушки кроля.
Ну разве же не романтика это, господи?
Есть столько фокусов, чтобы тебя удивлять,
И самому удивляться собственной косности
В вопросах борьбы за женщину.
В темноте
Я слышу, как тигры ходят по клетке, рыкают –
Я голоден, как они,
Во всей остроте,
И кажется, будто тело пронзают пиками.
Один мой знакомый, печальный клоун, сказал:
«Ты, видимо, идиот», когда мы отчалили,
Пьянющие в дым. И я встретил твои глаза,
И понял, как, вероятно, тебя огорчаю я…
Но ты за кулисами жалась с кем-то из труп-
пы, он, ясно же, не имел бородатой женщины.
Я снял цилиндр, представив: из теплых труб
Течет молоко на эту солому свежую,
И как освежеванный крол висит на крюке,
Моя любовь уродливо в сердце скрючилась.
Какое-то время прятал ее в руке.
А потом протянул, набитую, словно чучело,
Всем моим уродством, вылезшим изнутри.
Посмотри на нее, любимая, посмотри!
|