3. ДОРОГА В НОВУЮ ДУБРАВУ
Проснулся Пила снова от стука. Проснулся, и обнаружил, что кругом лес – светлый, холодный и сырой. Что лежит он сам лицом к почти догоревшему уже костру, вокруг которого был вчера устроен лесной ночлег и свершался обряд. Что похрапывали неподалеку лошади. Что откуда-то сзади доносились равномерные глухие удары. Но поворачиваться туда, изучать их происхождение не было ни малейшего желания. А еще обнаружил Пила, что все случившееся вчера произошло, к его большому сожалению, не во сне а на самом деле. И заварившуюся накануне кашу надо ему волей-неволей расхлебывать.
Час был последний предрассветный. Сквозь все щели в покрывале и зазоры меж ним и землей пробирался холодок, но придвигаться ближе к кострищу было слишком лениво.
Рассветник молча собирал в мешок свои подстилки. Клинок отлучился куда-то. Вепрь, закутанный наглухо от утренней прохлады, сонным взглядом посматривал на дрожащие ушки догорающего костра.
Пила закрыл глаза, попытавшись еще хоть на минуту забыться сном. Голова его тут же поплыла в полудреме кругом, но настоящий сон бессовестно ускользал. Мешало нарастающее чувство распирания внизу живота, и продолжавшийся за спиной стук. Еще более того мешало успокоиться и погрузиться в грезы - постепенно приходящее осознание того переплета, в котором он, Пила, оказался. Что ему было делать?
- Эй, Коршун! – прикрикнул заспанным голосом Вепрь – Ты стучишь слишком долго! Лучше бы было тебе развести огонь и сварить кашу!
- Клинок за дровами пошел! - услышал Пила из-за спины голос Коршуна.
И снова: Тук! Тук! Тук!
«Стучит Коршун, но дров не рубит. Да и звонче стук от топора, чего же тогда? – подумал Пила, скорее неосознанно желая отвлечь себя от тяжкого состояния каким-нибудь любым пустяком, чем действительно интересуясь времяпрепровождением Коршуна – Шишки он околачивает, что ли? Это весной-то шишки?»
Решив все-таки посмотреть, чем там занят Коршун, Пила задрал что было сил голову назад. Но ничего таким образом не увидев, он волей-неволей перекинулся на другой бок целиком, свернулся клубком и поплотнее закутался.
Коршун стоял без кафтана и без рубахи, босиком на холодной мокрой земле. В таком виде он выглядел еще плотнее и внушительнее, чем прикрытый одеждой – грудная клетка его казалась шириной в целый бочонок. На спине и плечах сквозь слой сала отчетливо виднелись очень даже недюжинные мышцы. Никого так крепко сложенного не было в Горюченском городище, да и в известных Пиле окрестностях он припомнить не смог бы. Еще больше, чем сам вид Коршуна, Пилу удивило его занятие: Грузный богатырь бодро приплясывал по земле почти на одних носочках, и раз за разом отвешивал стоящему перед ним дереву веские тумачины. Дерево было старое, иссохшее, кора с него давно отлупилась, и в том месте, куда прикладывались Коршуновы левая и правая, явственно виднелись вмятины, словно от ударов обухом.
«А неслаб княжий человек-то!» - подумал Пила почти восхищенно.
- Проснулся, пильщик? – окликнул Пилу Рассветник – Давай, подниматься пора! Вепрь, дрыхло! Давай вставай тоже!
Пила опрокинулся на спину. Далеко наверху кроны деревьев краснели от восходящего солнца. Неуверенно перекликались первые одинокие лесные пташки. Прозвенел над ухом, прощекотал висок и вдруг резко впился нахальный комар. Хлопок – и словно окончательно отогнала Парню сон собственная оплеуха. Пила поднялся.
Подошел откуда-то Клинок с котелком воды, молча поставил его возле кострища и так же молча удалился. Коршун бросил тут же свое упражнение, подошел к стоянке, наклонился над котелком и стал, зачерпывая пригоршнями холодную воду, обливать ею себе то спину, то грудь, то блестящую залысину.
- Эй, Клинок! Коршун тратит без пользы воду, которую ты принес! – крикнул Вепрь – Вернись и покажи ему, как такого кобеля в Хворостове мастер сыч прогоняет из двора пинками!
- Не визгай, свинюха лесная! – ответил Коршун, продолжая умываться – С Клинком я, наверное, не свяжусь, а вот такие моськи унаякские у меня в Стреженске под крыльцом ночуют!
- Небо благодари, что оно послало мне крепкий сон. Мне лень вставать и показывать тебе, кто в этом лесу вепрь, а кто толстая стреженская свинья! Брат-Рассветник! Хоть ты ударь о его плешь, тогда наступит порядок!
- Воды по-новой принесешь потом, Коршун! – сказал Рассветник.
Коршун окатил себе темя остатками воды, подхватил котелок и резвенько побежал вприпрыжку вслед за Клинком.
- Вепрь, а Вепрь. – осторожно обратился Пила.
- Чего тебе, горожанин?
- А почему он сказал, что с Клинком не связался бы?
- Это потому, что его рука очень тяжелая.
- Тяжелее, чем у Коршуна, что ли? – удивился Пила – Тот деревья кулаками расшибает, а Клинок что, с корнями, их выдергивает?
- Так это или нет, я не знаю. Но такой тяжелой руки как у Клинка, нет у Коршуна.
Скоро горели в костре дрова, собранные Клинком, варился в котелке завтрак. Скоро он уже и был съеден, и после недолгих сборов двинулась дальше четверка всадников, ведомая своим невольным проводником. Пила по старой памяти расположился на крупе кошунова жеребца.
Ехали не так скоро, как вчера, но не так уж и медленно. Дорогу через лес миновали переговариваясь изредка. Едва выехали на ровное место, Коршуну заскучалось и вздумалось спеть. Запел Коршун сначала о Стреженске, о том какой это богатый и прекрасный город, как весело и шумно живут там люди. Какие пиры закатывает великий князь, принимая иноземных послов или в честь прославленных ратайских витязей.
Потом затянул песню о деяниях древнего князя Гнева. О том как объединил Гнев ратайские полки с полками хвалынского калифа, своего неприятеля, и вместе бились ратаи и хвалынцы против лютого общего врага – кровожадных разбойников-буйракцев с блуждающего по Синему Морю острова Гуляй-берег. Песню наподобии этой слышал Пила и раньше, пели ее в Новой Дубраве, но пели иначе, и Пила до сих пор сомневался, правду ли говорилось в ней, и правда ли есть в море остров-кочевник, да и само Море.
Коршун все тянул и тянул, а после шестого припева присоеденился к нему Вепрь. А когда закончили эту песню, то Вепрь запел другую один, запел на языке, чуть похожим на волохский. Слов Пила не понял ни одного, кроме изредка встречавшихся ратайских слов, видимо имен, но слышал в голосе Вепря не то боль, не то сожаление. Казалось Пиле, что речь идет тоже о временах каких-то давних, о чем-то то ли погибшем безвозвратно, то ли просто ушедшем в свой черед. А может просто собственная близкая беда навела его парня тоску…
Доведя до конца одну песню, Вепрь начал следующую, потом еще и еще. Пел он не в пример лучше Коршуна – хоть заслушайся. И когда он замолчал, а солнце к тому времени перекатилось уже за полдень, то долго ехали в молчании. Пила задумался о своем, и других, кажется, пение Вепря тоже навело на какие-то свои размышления. Наконец Клинок, поровняв своего коня с конем Коршуна, на крупе у которого по-прежнему сидел Пила, и спросил:
- Послушай-ка, Пила. Твой брат, когда уезжал, надел на голову что-нибудь?
- Нет, так поехал, а что?
- Когда его увидишь, он с покрытой головой будет, или со лбом перевязанным.
- Почему?
- Будет знак прятать. Злыдень, когда из человека в человека переходит, оставляет на лбу знак у обоих. Видел ты у мертвого на лбу пятно?
- Да, видел. Только когда он к нам приезжал, то все там чисто было.
- Он заживает со временем, и у этого наверно уже зажил. Значит, злыдень в его теле ходил долго.
- А человек, в которого злыдень вселится, его нельзя как-нибудь спасти? – спросил Пила.
- Этого мы не знаем наверняка, и даже учитель наш не знает. Но никто еще, приняв в себя злыдня, в живых не оставался. Вот это – точно.
- Да точно ли еще, что с Краюхой так и случилось, как вы говорите?
Клинок вздохнул.
- Поверь, Пила: я бы и сам рад, чтобы не так. Только если увидишь в Новой Дубраве, или где еще, своего брата, а на лбу у него – черный ожег… Не верь тогда вобщем, что твой брат перед тобой.
Немного проехали в тишине. Коршун с Рассветником начали было новую песню, да быстро рассорились из-за того, какие слова петь вперед и замолкли. Тогда Пила спросил Клинка:
- А что, Злыдень может когда захочет, в кого захочет вселиться?
- Нет, не так. – сказал Клинок – У них есть условие: Прежде, чем злыдню в человека войти, этот человек должен согласиться в чем-нибудь злыдню помочь. Только тогда злыдень над ним получит власть. Такой их порядок – добавил он, вздохнув – делать зло тем, от кого видели добро, а если придется поневоле добро кому-нибудь принести, то обязательно с такой добавкой, чтобы человек сам был не рад.
- Так что, получается, если Краюха его проводить согласился…?
- То-то и оно.
- А если он это… - вдруг как бы подумал вслух Пила – Если он не сам, а я его уговорил, ну не уговорил, а подтолкнул, что ли…
- Как дело-то было? – спросил Рассветник.
- Да как… Этот подъехал к нам, незаметно еще подъехал как подкрался. И давай, говорит, в проводники мне нанимайтесь. Я Краюхе и говорю: езжай давай. Он и согласился… Меня черт тоже дернул… Послать бы его катиться по всем колдобинам!
- Ну-ка, глянь на меня, Пила! – сказал Рассветник громко и твердо. Все остановились. Пила посмотрел Рассветнику в глаза.
- Ты никак себя надумал винить? – спросил воин.
- Так я это… Я ведь сам его вроде… - пробормотал Пила, не то наговаривая на себя, не то оправдываясь.
- Послушай-ка меня теперь! – сказал Рассветник, точно повелел – Про то, кто перед тобой, ты не знал, и знать не мог, так? Так! Ты брата своего отправил зачем – досадное дело за тебя выполнить, о жизни и смерти речь не шла, и в мыслях не было! А если бы знал – не отправил бы ведь ни за что, правда?
- Так, но…
- Вот и не казни себя за то, о чем не знал, и представить даже не мог! Это во-первых. Во-вторых, насчет «послать бы его» Об этом думать забудь! И думать забудь себя винить, что не послал – об этом и речи не могло быть! Еще не такие, паря, люди как ты или я, или посильнее нас, на чары злыдней поддавались, и по одному их слову такое делали, что сами потом слабость свою проклинали! Понял? А тебе, не знавшему, не видевшему их ни разу, к встрече с такой силой никак не готовому – тебе и думать нечего о том, чтобы с ним спорить, Ясно?
Пихнули коней под бока и тронулись дальше.
- Ясно-то оно ясно. – сказал Пила чуть погодя – А вы сами откуда про них столько знаете?
- Да мы уже не первый год за ними гоняемся, а в позорные годы, бывало – и они за нами. – ответил Клинок.
- Князь вас послал?
Клинок посмотрел на Рассветника.
- Слышь, Рассветник. Князь нас послал или как?
- Нет, Пила, мы не княжьи люди. – сказал Рассветник – Коршун с Вепрем – они вот у князя на службе, их воевода Барс отпустил из гор нам в помощь. А мы с Клинком никому не служим. Мы Старшего ученики и ему помогаем в его делах.
- А кто он, Старший?
- Он мудрец и колдун. Живет на белой горе в Пятиградье. Не слыхал?
- Слышал, что есть такая земля, Пятиградье, а что за страна, и что там за люди живут, не знаю. Они не ратаи, кажется?
- Да, не ратаи. Но они тоже данники стреженского князя и служат ему по особому договору. Называется их народ уннаяка.
- Унаяки вобщем. Вепрь вот у нас унаяк. – сказал Коршун.
- А учитель ваш тоже унаяк?
- Нет, он ратай. – сказал Клинок.
- Почему тогда живет там?
- Нравится ему там. – сказал Клинок – Он никому не служит, вот и живет, где нравится.
- Так вы оттуда, с самого Пятиградья за злыднем гнались? – спросил Пила.
- Да мы по каким только местам за ними не носились! Ты и не слышал о таких, наверное. И везде они за собой мертвые тела с опаленными лбами бросают. – сказал Рассветник.
- Это затворник их научил так? – спросил Пила.
- Он, кто ж еще. – сказал Клинок.
- И сам он так умел?
- Ясноок-то? Умел, наверное. Только оно ему зачем, он ведь многие годы сидел под землей безвылазно. Не ел, не пил, одним колдовством поддерживал в себе силы.
- Это и у нас рассказывали, что он света боялся, а тьма ему силы придавала. – сказал Пила – А ваш учитель не так живет?
- Нет, не так. – резко сказал Рассветник – И если бы ты так сказал, зная Старшего, то за одно это… Не сравнивай больше пещерника с нашим учителем.
- Не буду! – с готовностью согласился Пила.
- Ему силы - свет и красота земная придают, хотя и тьмы он никогда не боялся. Ты и не знаешь наверно, что если бы не Старший, то может, до сих пор сидел бы Ясноок в своей яме на княжьем дворе, и гноил бы всю ратайскую землю!
- Как это?! – удивился Пила – Ты говоришь, он Ясноока победил, а я про это и правда не слышал! Знал бы – ни за что не стал бы спрашивать, похожи ли они с тем колдуном!
- Ну, то что ты не слышал о нем, это не удивительно. До сих пор все только князя Светлого за это хвалят.
- Расскажи, как было! – взмолился Пила – И как оно так получилось, что какой-то крысюк подпольный, весь век в берлоге просидев, такую власть забрал!
- Это, Пила, долгая история. – сказал Рассветник.
- Так ведь и путь у нас не близкий. Расскажи, а я потом нашим в Горюченском перескажу.
|
1 
