я не размышляю о курсах валюты и спорах до крови в чьих-то углах,
и существовании личного Бога в изношенных, словно ботинки, сердцах.
я не вспоминаю о гиблости места, где пьяницей распластался мой дом.
девственность бумаги нарушаю строчками – она никогда не издаст стон.
потом этот лист, скомкав со скуки, бросаю в серость небес, как в стекло,
но тщетна попытка разбить её в крошки, и я вновь прикован. сижу за столом.
вкус чая становится противен и горек, будто чабрец превратился в полынь.
апатия. белый комок приземляется. а за окном – отнюдь не Рим.
цветок фонаря лепестки распускает. прекращаются споры в тесных углах.
и мой личный Бог убегает из сердца туда, где царит фееричный бардак.
лежащий здесь дом из себя извергает графов и герцогов гиблых мест.
а слово старается втиснуться в ряд, как сверчок, не знающий, где его шест.
06.02.2015
|
3 
