|
|
| ПРОИЗВЕДЕНИЯ |
|
|
| Цикл стихотворений |
17.07.2012 23:06:53 |
|
««If I should die, » said I to myself, «I have left no immortal work behind me—nothing to make my friends proud of my memory —but I have loved the principle of beauty in all things, and if I had had time I would have made myself remembered. »
God bless you, Love.
J. Keats».
February 1820 (?)
To Fanny Brawne
«Bright star, would I were steadfast as thou art…»
(from the last sonnet)
* * *
This living hand, now warm and capable
Of earnest grasping, would, if it were cold
And in the icy silence of the tomb,
So haunt thy days and chill thy dreaming nights
That thou wouldst wish thine own heart dry of blood
So in my veins red life might stream again,
And thou be conscience-calmed—see here it is—
I hold it towards you.
(A poem that Keats did not include in his books. Written in the margins of unfinished poem « The Cap And Bells, or, The Jealousies»)
SONG
I had a dove
I had a dove and the sweet dove died;
And I have thought it died of grieving:
O, what could it grieve for? Its feet were tied,
With a silken thread of my own hand's weaving;
Sweet little red feet! why should you die —
Why should you leave me, sweet bird! why?
You lived alone in the forest-tree,
Why, pretty thing! would you not live with me?
I kissed you oft and gave you white peas;
Why not live sweetly, as in the green trees?
(Posthumous and fugitive poem. Presumably to Fanny Brawne)
To Fanny
I cry your mercy—pity—love!—aye, love!
Merciful love that tantalizes not,
One-thoughted, never-wandering, guileless love,
Unmasked, and being seen—without a blot!
O! let me have thee whole,—all—all—be mine!
That shape, that fairness, that sweet minor zest
Of love, your kiss,—those hands, those eyes divine,
That warm, white, lucent, million-pleasured breast,—
Yourself—your soul—in pity give me all,
Withhold no atom's atom or I die,
Or living on, perhaps, your wretched thrall,
Forget, in the mist of idle misery,
Life's purposes,—the palate of my mind
Losing its gust, and my ambition blind!
(A poem that Keats did not include in his books)
Modern Love
And what is love? It is a doll dressed up
For idleness to cosset, nurse, and dandle;
A thing of soft misnomers, so divine
That silly youth doth think to make itself
Divine by loving, and so goes on
Yawning and doting a whole summer long,
Till Miss's comb is made a pearl tiara,
And common Wellingtons turn Romeo boots;
Then Cleopatra lives at number seven,
And Antony resides in Brunswick Square.
Fools! if some passions high have warmed the world,
If Queens and Soldiers have played deep for hearts,
It is no reason why such agonies
Should be more common than the growth of weeds.
Fools! make me whole again that weighty pearl
The Queen of Egypt melted, and I'll say
That ye may love in spite of beaver hats.
(Posthumous and fugitive Poems)
* * *
The day is gone, and all its sweets are gone!
Sweet voice, sweet lips, soft hand, and softer breast,
Warm breath, light whisper, tender semi-tone,
Bright eyes, accomplished shape, and languorous waist!
Faded the flower and it's budded charms,
Faded the sight of beauty from my eyes,
Faded the shape of beauty from my arms,
Faded the voice, warmth, whiteness, paradise -
Vanished unseasonably at the shut of eve,
When the dusk holiday—or holinight
Of fragrant-curtained love begins to weave
The woof of darkness thick, for hid delight;
But, as I've read love's missal through to-day,
He'll let me sleep, seeing I fast and pray.
(Sonnet was written, apparently, in October 10, 1819, addressed to the bride of the author, Fanny Brawne. Meeting with her that day was preceded by a long separation, during which Keats, anticipating the outbreak of the incurable disease, unsuccessfully tried to suppress his feelings.)
Lines to Fanny
What can I do to drive away
Remembrance from my eyes? for they have seen,
Aye, an hour ago, my brilliant Queen!
Touch has a memory. O say, love, say,
What can I do to kill it and be free
In my old liberty?
When every fair one that I saw was fair
Enough to catch me in but half a snare,
Not keep me there:
When, howe'er poor or parti-coloured things,
My muse had wings,
And ever ready was to take her course
Whither I bent her force,
Unintellectual, yet divine to me;—
Divine, I say!—What sea-bird o'er the sea
Is a philosopher the while he goes
Winging along where the great water throes?
How shall I do
To get anew
Those moulted feathers, and so mount once more
Above, above
The reach of fluttering Love,
And make him cower lowly while I soar?
Shall I gulp wine? No, that is vulgarism,
A heresy and schism,
Foisted into the canon law of love;—
No,—wine is only sweet to happy men;
More dismal cares
Seize on me unawares,—
Where shall I learn to get my peace again?
To banish thoughts of that most hateful land,
Dungeoner of my friends, that wicked strand
Where they were wrecked and live a wrecked life;
That monstrous region, whose dull rivers pour
Ever from their sordid urns unto the shore,
Unowned of any weedy-haired gods;
Whose winds, all zephyrless, hold scourging rods,
Iced in the great lakes, to afflict mankind;
Whose rank-grown forests, frosted, black, and blind,
Would fright a Dryad; whose harsh herbaged meads
Make lean and lank the starved ox while he feeds;
There flowers have no scent, birds no sweet song,
And great unerring Nature once seems wrong.
O, for some sunny spell
To dissipate the shadows of this hell!
Say they are gone,—with the new dawning light
Steps forth my lady bright!
O, let me once more rest
My soul upon that dazzling breast!
Let once again these aching arms be placed,
The tender gaolers of thy waist!
And let me feel that warm breath here and there
To spread a rapture in my very hair,—
O, the sweetness of the pain!
Give me those lips again!
Enough! Enough! it is enough for me
To dream of thee!
(The last months of John Keats was suffering terribly, it pursued the fear of death, but most tormented was thoughts of Fanny)
ПЕРЕВОД
««Если мне суждено умереть,— думал я,— память обо
мне не внушит моим друзьям гордости – за свою жизнь я не создал ничего
бессмертного, однако, я был предан принципу красоты, заключенной во всех
явлениях, и, будь у меня больше времени, я сумел бы оставить о себе
долговечную память»
Да благословит тебя бог, любовь моя.
Дж. Китс»1) .
Февраль 1820 г., Хэмпстед
Из письма Фанни Брон.
«Ты, яркая звезда! Как ты, хочу не измениться…»2)
(из последнего сонета)
* * *
Вот эта теплая, рука живая,
Такая жадная и хваткая, остынет
И в ледяном молчании склепа скрывшись,
Являться тенью днем, кошмаром—ночью будет,
И ты захочешь жизнь отдать и сердце иссушить,
Чтоб кровь пульсировала вновь в моей руке.
Но успокойся, посмотри—
Моя рука протянута к тебе.
(Стихотворение, не включенное Китсом в сборники. Написано на полях неоконченной поэмы «Зависть, или Шутовской колпак»)
ПЕСНЯ
У меня была голубка
У меня была голубка, и голубка умерла;
Мне кажется, от скорби.
О чем она печалилась? Ведь два её крыла
Торчали из моей уютной торбы.
О, чудные крылышки! Ты умерла, почему?
Зачем покинула меня, не пойму.
Как же жилось тебе на дереве одной?
Почему не захотела ты жить со мной?
Я целовал тебя, давал тебе горох.
Почему на всю любовь я услыхал лишь вздох?
(Из цикла посмертных стихов. Предположительно для Фанни Брон)
К Фанни
Я милосердия и жалости прошу! Нет, всё-таки, любви!
Всемилостивой, сострадательной любви, не мучащей меня,
Взаимной, не извилистой, бесхитростной любви,
В которой нет ни маски, ни затвора, ни пятна!
Будь целиком моей! Скажи, что вся
Твоя фигура, чистота, твой сладкий запах,
Твой поцелуй и руки… Всё прося,
Я жду, что скажешь: «Вся́ в твоих я лапах!»
И грудь твоя – душа – и ты сама…Отдайся целиком!
Частицу из частиц не пряча.
А то ведь я умру, иль сделаюсь рабом,
От муки истощусь, как загнанная кляча.
И разум мой угаснет, и жизненная цель
Не будет греть ни душу, ни постель.
(Стихотворение, не включенное Китсом в сборники)
Модная любовь
А что любовь? Раскрашенная кукла
Для баловства и ласк. И для игры.
Вещь с перепутанным названием, манящим
Красотой, божественным величьем,
Что возвеличиться юнец любой готов,
Ища средь снов любимую свою.
О ней мечтая, он возвышает всё:
Калоши у него – Ромео башмаки,
А гребень—диадема, Клеопатра—живет под боком
И Антоний гуляет в Брансвикском лесу.
Однако если несколько страстей согрели мир,
В сердцах бойцов и королев любовь играла,
Это еще не повод вам возвыситься над придорожным сором.
Шуты, что возомнили вы?
Всё вздор. Я не поверю, что любовь
Дороже вам моднейших котелков,
Пока песок не превратится в жемчуг.
(Из цикла посмертных стихов)
* * *
День ушел и всё ушло!
Взгляд и стан, и эти руки,
Губ щебечущих тепло,
Голоса прекрасные и звуки.
Цветы увяли, аромат
Исчез, глаза не так сияют.
Спал колдовской наряд,
И всё былое ускользает
На исходе догоревших суток,
Когда святая ночь иль день,
Чтоб не был сон излишне чуток,
Всё растворяет в темени, как тень.
Но я прочел молитвенник любви,
На сладкий сон меня благослови!
(Сонет написан, по-видимому, 10 октября 1819 г., обращен к невесте поэта Фанни Брон. Встрече с ней в этот день предшествовала продолжительная разлука, во время которой Китс, предчувствуя неизлечимость начавшейся болезни, безуспешно пытался подавить свои чувства.)
Строки к Фанни
Что делать мне, чтобы прогнать
Твой лик из сердца моего? Ведь видел я
Назад лишь час, моя любимая, тебя.
Мне тяжко целый день вздыхать.
Скажи, как мне тебя забыть,
Чтоб вновь счастливым быть?
Когда б любая женщина красавицей была,
Могла б меня поймать. Но ты так увлекла.
Так только ты могла.
И не смотря на бедность и пестроту вещей,
Я следую за музою своей,
Без этого всего крыла ее легки,
Мечтанья высоки.
И мыслей нет, лишь Бог один.
Лебедке ум не господин,
Когда летя, как бы сквозь век,
Она взирает на рожденье рек.
Но вот сейчас
Исчез экстаз.
Пропало вдохновенье, и облетают перья.
Мне крылья обнови,
Избавив от любви!
Родильной для стихов пусть станет келья.
Или глотнуть вина для появленья слов?
Нет, это ересь и раскол основ.
Навязанная выдумка любви.
Вино счастливчикам лишь сладко.
Меня другое занимает,
И сердце с грустью замирает,
Что делать, чтобы было всё в порядке?
Изгнать любые помыслы о ненавистном крае.
Друзья попались на крючок, в мечте о рае,
Они забыли о счастливых днях,
Разбились в пух и прах и жили жалко.
Лебедка белая вдруг превратилась в галку.
Тот рай любви отнюдь не рай.
Из розг и ливней выбирай,
Что безопаснее тебе,
Но неизбежно быть беде.
Запутаешься в чащах и лесах.
Тут холод у Зефира в волосах.
Здесь не щебечут птицы, и не цветы, а тернии.
И безупречные красы Природы здесь не верные.
О, дай мне, солнце, заклинанье!
Избавь меня от наказанья!
Говорят, что ад уйдет,
Когда любимая придет.
Любимая, скорей приди,
Дай отдых на твоей груди!
Попав, как в клетку, в эти руки,
Ты их спасешь от смертной муки.
Дай мне почувствовать дыхания тепло.
О, ни к кому меня так не влекло!
Как сладок мед мученья,
Что с губ течет для обольщенья.
Хватит! Хватит! Довольно и во сне
Тобою грезить мне.
(Последние месяцы Джон Китс ужасно мучился, его преследовал страх смерти, но больше всего терзали мысли о Фанни ).3)
________________________________________
1) Перевод Сухарева
2) Перевод из фильма "Яркая звезда"
3) информация о том когда и при каких обстоятельствах написано то или иное стихотворение взята из интернета |
 1  3254
|
|
| |
Извините, но перевод не впечатляет. Совсем.  |
| |
|
|
